![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
ykh(если повторение, прошу прощения, если когда писал, плохо ещё ставил тэги)
Сегодня в синагоге была трапеза по поводу годощины свадьбы Окуневых. Я сидел с детишками, которые стали между собой по-детски или не по-дестски грызтья, мне стало неприятно, и я пересел на другой конец стола, где Йося Гехт, мой звёздный братец (он старше меня часов на 16 - 18, только он родился в Нью-Йорке, а я - в Ленинграде) рассказывал свои длинные истории. Затем мы начали петь нигуним, и он в какой-то момент затянул "Лемаан ахай верейай" Карлебаха, а я захлопнул рот. Йося вспомнил, что я ему говорил, и засмеялся. А говорил я ему следующее.
Будучи в ещё в Совке, я получил в подарок от туристов долгоиграющую пластинку Карлебаха. И эта Лемаан ахай мне больше всего запала в душу. И я искал, находил и выучивал и выучил пару сотен его песен, тем более, что выучить их очень легко. И с гитарой их пел где ни попадя. Например, вскоре по приезде в США мой тогдашний приятель Марик Гольдин, хороший скрипач, а ныне (или 25 лет назад, скорее, поскольку с тех пор я с ним не виделся и не общался; история же эта ещё раньсэ - в 1990-м году) программист, сумел навязаться обеспечивать музыкальное сопровождение на израильской выставке в Дзавиц центре в Манхэттене. И позвал меня. Так вот в течение 8-и часов мы лабали Карлебаха, ни разу не повторившись. (После этого ещё жадно жрали в близлежащем кафе пиццу, обильно посыпав её красным перцем. Как сказал Марик: пицца должна быть острой, чтобы надолго запомнилась.)
Прошли годы, я переехал в Буффало, и мой тогдашний машпия р.Гурари запретил мне петь Карлебаха, поскольку его облико морале на самом деле аморале, и Ребе он не послушался, и вообще, а музыка затрагивает глубинные пласты души, а я так любли его песни, так чтобы мне это не повредило. И вот уже 19 лет я его песни ни пою ни слушаю.
И Йоси это знает и он уже второй раз рассказал свою историю о Карлебахе.
Брат близнец Карлебаха, р. Эли-Хаим получил работу раввином общины в Лонг-Айленде и решил, что ему надо подучиться в сопутствующих профессиях, и стал изучать шхиту. И шхиту он стал изучать у отца р.Гехта, р.Шмуэля. Р. Шмуэль едил тутда-сюда в течение недели и возвращался домой на шабос, так что уроки шхиты давал на исходе субботы. Они учились и также пели. у реб Шмуэля был феноменальный голос, и р.Эли-Хаим с удовольствием с ним пел. И время от времени р.Шломо тоже захаживал с гитарой и с удовольствием же присоединялся. Так вот, проводив гостей, р.Шмуэль всегда строго говорил сыну: "Ты должен знать и помнить про р.Шломо, что он - менувал биршус Тора: негодяй с позволения Торы - и чтобы ты с ним дела не имел". И Йося всегда избегал слушать его песни.
И вот однажды через пару-тройку лет после кончины своего отца (его отец погиб в автокатастрофе вскоре после Йосиной бар-мицвы) в хол-hамоэд Песах он с родственником сел на автобус в воскресенье и поехал в знаменитый парк развлечений "Шесть флагов" в Нью-Джерси, где как раз отмечался "день Израиля". Там было, естественно, 99% неевреев, развлекавшихся как всегда, и в разных местах парка также были разные штучки с еврейским уклоном - продажа еврейско-выглядящих угощений разной степени кошерности и всяческие концерты. На програмке ребята увидели, что последним номером значится в концертах поющий раввин Шломо Карлебах. И Йося сказал другу: как хочешь, но я остаюсь до 6-и вечера тут. Я просто должен посмотреть, что это такое.
И они остались. К 6-и зал был забит, опять же в основном неевреями. Друзья спрятались наверху зала, стараясь быть как можно незаметнее, чтобы никто их не увидел и не стало известно, что они слушают некошерного Карлебаха, чтобы их шансы на хороший шидух не понизились. И вот вышел Карлебах, начал говорить, петь, и весь зал зачарованно внимал ему, а потом под песню "Йерушалаим" все начали прыгать и подпевать (а друзья, вытаращив глаза, смотрели на это дело). Причём все были в экстазе, не обязательно понимая, что происходит. Когда народ повалил на выход, Йося слышал, как пара чернокожих молодых людей говорила друг другу: "Что это было и что это произошло с нами, что мы в такой экстаз впали?!"
Прошло ещё много лет. Был 1994-й год, за несколько месяцев до кончины Карлебаха. Йося был в Кэтскилс, в дачном городишке. И вдруг все знакомцы заговорили, что будет кумзиц Карлебаха, и все идут. Йося сомневался, но его жена сказала: иди, чтобы не выделяться из общины. И он пошёл со своим хорошим знакомым Йоси Грином, известным продьюсером еврейской музыки.
Придя на место, они увидели, что, как это часто бывало с Карлебахом, к нему пристаёт с претензиями какой-то ультра-ортодоксальный хасид. Карлебах был одет в кожаную куртёнку с бахромой, и его волосы сзади были завязаны в хвостик: он после этого собирался на празднование какой-то годовщины Вудстока. Вид его был не такой харизматичный, как всегда. Йося сказал, что, наверное, душа чувствует, когда её время подходит.
Обычно, когда на Карлебаха наседали такие вот ревнители, он заядло с ними спорил. А тут он как-то не по-Карлибахски с болью сказал: "Когда моё время придёт, я знаю, за что мне держать ответ, и буду держать ответ, и у меня есть, что ответить". И не стал петь и ушёл с горьким чувством.Собравшиеся стали расходиться, естественно, обсуждая его, и Йося рассказал Грину о том, что ему говорил отец. А Грин рассказал следующее.
Помимо музыки основным источником дохода для него были разные бизнесы. В последние лет 15 - 18 он остановился на продаже разного фармацевтического оборудования, но раньше пытался делать то одно, то другое. И вот какое-то приличное время он продавал всё что нужно домам для престарелых - полотенца, бумагу, салфетки и т.д. И вот он заметил, что некоторые дома для престарелых предпочитают покупать у его конкурентов даже когда у него цены лучше, чем у конкурентов. Грин - человек очень аналитического ума, решил докопаться до причины, провёл исследование и обнаружил, что всё дело в одном феноменальном комиссионере, которому конкуренты платят бешеные бабки, и который - просто феномен. Он так нравится покупателям, что они готовы у него полупать прошлогодний снег. Грин смирился с тем, что его не победить, и поднял цены, продавая своим всегдашним клиентам и не расширяя бизнес.
Прошло какое-то время, и Грин заметил, что когда он время от времени делает скидки, у него начинают покупать те, кто раньше покупали только у конкурентов. Опять провёл исследование и быяснил, что тот чудо-сбытовил исчез. Никто не знает куда и как. Тогда Грин нанял частного детектива, и через 3 недели тот доложил ему, что этот волшебник, раньше зарабатывавший сотни тысяч, если не больше, живёт сейчас на скамейке в Центральном парке натуральным бездомным. "Не может быть!" "А вот так!" "Приведи меня к нему!"
И Грин нашёл этого коммивояжёра, который в грязи и рванье ютился на скамейке в Центральном парке, вручил ему свою визитку и сказал: "Когда надумаешь вернуться в бизнес, приходи ко мне".
Через пару недель к Грину в кабинет зашла секретарша и сказала: вошёл какой-то вонючий тип в рванине, который требует с вами встретиться, и мы не можем его выставить. Звать полицию?
Грин вышел на него посмотреть и узнал комиссионера, который сказал ему: "Ну что, есть у тебя какие-либо потенциальные клиенты? Я тебе их всех забацаю". "Вот в таком виде?" "Да хоть в таком". "Ладно, вот тебе столько-то долларов, помойся, почистись, купи себе костюм, приходи завтра".
Назавтра Грин отменил все встречи и пошёл с феноменом смотреть, как тот работает. И это было действительно чудо, и он действительно подписал контракты с кучей клиентов. Через несколько недель Грин отважился спросить, что с ним произошло. И тот рассказал, что в один прекрасный день он пришёл домой и увидел, что из дома всё вынесено, и записка от жены, где говорится, что она его никогда не любила, и уходит к другому и забирает детей. И он обнаружил, что все их совместные счета очищены, и он остался у разбитого корыта. Вот так вот - работал по 24 часа, всё "в семью нёс", в любимую, и нате вам. Пошёл к раввину, что мол делать (он был, как я понимаю, умеренно религиозен), и всё, что раввин смог ему сказать, это - дай ей гет, что он и сделал. А после этого впал в конкретную депрессию, какое-то время перебивался в трущобах, мыл окна на машина за 25 центов, потом стал спать в Центральном парке, пока Грин не вернул ему надежду.
- Ты не боялся, - спросил Грин.
- Я? Это меня должны были бояться, ответил тот.
- А на шабос и йом-тов что ты делал?
- А на спичечном коробке, который кто-то мне дал покурить, оказалась реклама: "Если вам негде провести шабос или йом-тов, звоните по этому телефону!" Я позвонил, и автоответчил сказал: "Это раввин Шломо Карлебах. Если вам негде провести шабос или йом-тов, приходите ко мне домой по такому-то адресу, и даже если меня нет в стране, всё равно приходите". И на шабосы у него в квартире в Манхэттене тусовались сотни бездомных, сумасшедших и вообще жутких типов, и всем было с чем и как отпраздновать.
И вот после этой истории, - сказал Йоси, - моё отношение к Карлебаху изменилось.
(а моё - нет. Я его раньше исчадием не считал, и сейчас не считаю. И да, он ИМХО необыкновенный, великий человек, с которым мало кто сравнится в хеседе. Но некошерная его сторона не позволяет мне петь его песни)
Сегодня в синагоге была трапеза по поводу годощины свадьбы Окуневых. Я сидел с детишками, которые стали между собой по-детски или не по-дестски грызтья, мне стало неприятно, и я пересел на другой конец стола, где Йося Гехт, мой звёздный братец (он старше меня часов на 16 - 18, только он родился в Нью-Йорке, а я - в Ленинграде) рассказывал свои длинные истории. Затем мы начали петь нигуним, и он в какой-то момент затянул "Лемаан ахай верейай" Карлебаха, а я захлопнул рот. Йося вспомнил, что я ему говорил, и засмеялся. А говорил я ему следующее.
Будучи в ещё в Совке, я получил в подарок от туристов долгоиграющую пластинку Карлебаха. И эта Лемаан ахай мне больше всего запала в душу. И я искал, находил и выучивал и выучил пару сотен его песен, тем более, что выучить их очень легко. И с гитарой их пел где ни попадя. Например, вскоре по приезде в США мой тогдашний приятель Марик Гольдин, хороший скрипач, а ныне (или 25 лет назад, скорее, поскольку с тех пор я с ним не виделся и не общался; история же эта ещё раньсэ - в 1990-м году) программист, сумел навязаться обеспечивать музыкальное сопровождение на израильской выставке в Дзавиц центре в Манхэттене. И позвал меня. Так вот в течение 8-и часов мы лабали Карлебаха, ни разу не повторившись. (После этого ещё жадно жрали в близлежащем кафе пиццу, обильно посыпав её красным перцем. Как сказал Марик: пицца должна быть острой, чтобы надолго запомнилась.)
Прошли годы, я переехал в Буффало, и мой тогдашний машпия р.Гурари запретил мне петь Карлебаха, поскольку его облико морале на самом деле аморале, и Ребе он не послушался, и вообще, а музыка затрагивает глубинные пласты души, а я так любли его песни, так чтобы мне это не повредило. И вот уже 19 лет я его песни ни пою ни слушаю.
И Йоси это знает и он уже второй раз рассказал свою историю о Карлебахе.
Брат близнец Карлебаха, р. Эли-Хаим получил работу раввином общины в Лонг-Айленде и решил, что ему надо подучиться в сопутствующих профессиях, и стал изучать шхиту. И шхиту он стал изучать у отца р.Гехта, р.Шмуэля. Р. Шмуэль едил тутда-сюда в течение недели и возвращался домой на шабос, так что уроки шхиты давал на исходе субботы. Они учились и также пели. у реб Шмуэля был феноменальный голос, и р.Эли-Хаим с удовольствием с ним пел. И время от времени р.Шломо тоже захаживал с гитарой и с удовольствием же присоединялся. Так вот, проводив гостей, р.Шмуэль всегда строго говорил сыну: "Ты должен знать и помнить про р.Шломо, что он - менувал биршус Тора: негодяй с позволения Торы - и чтобы ты с ним дела не имел". И Йося всегда избегал слушать его песни.
И вот однажды через пару-тройку лет после кончины своего отца (его отец погиб в автокатастрофе вскоре после Йосиной бар-мицвы) в хол-hамоэд Песах он с родственником сел на автобус в воскресенье и поехал в знаменитый парк развлечений "Шесть флагов" в Нью-Джерси, где как раз отмечался "день Израиля". Там было, естественно, 99% неевреев, развлекавшихся как всегда, и в разных местах парка также были разные штучки с еврейским уклоном - продажа еврейско-выглядящих угощений разной степени кошерности и всяческие концерты. На програмке ребята увидели, что последним номером значится в концертах поющий раввин Шломо Карлебах. И Йося сказал другу: как хочешь, но я остаюсь до 6-и вечера тут. Я просто должен посмотреть, что это такое.
И они остались. К 6-и зал был забит, опять же в основном неевреями. Друзья спрятались наверху зала, стараясь быть как можно незаметнее, чтобы никто их не увидел и не стало известно, что они слушают некошерного Карлебаха, чтобы их шансы на хороший шидух не понизились. И вот вышел Карлебах, начал говорить, петь, и весь зал зачарованно внимал ему, а потом под песню "Йерушалаим" все начали прыгать и подпевать (а друзья, вытаращив глаза, смотрели на это дело). Причём все были в экстазе, не обязательно понимая, что происходит. Когда народ повалил на выход, Йося слышал, как пара чернокожих молодых людей говорила друг другу: "Что это было и что это произошло с нами, что мы в такой экстаз впали?!"
Прошло ещё много лет. Был 1994-й год, за несколько месяцев до кончины Карлебаха. Йося был в Кэтскилс, в дачном городишке. И вдруг все знакомцы заговорили, что будет кумзиц Карлебаха, и все идут. Йося сомневался, но его жена сказала: иди, чтобы не выделяться из общины. И он пошёл со своим хорошим знакомым Йоси Грином, известным продьюсером еврейской музыки.
Придя на место, они увидели, что, как это часто бывало с Карлебахом, к нему пристаёт с претензиями какой-то ультра-ортодоксальный хасид. Карлебах был одет в кожаную куртёнку с бахромой, и его волосы сзади были завязаны в хвостик: он после этого собирался на празднование какой-то годовщины Вудстока. Вид его был не такой харизматичный, как всегда. Йося сказал, что, наверное, душа чувствует, когда её время подходит.
Обычно, когда на Карлебаха наседали такие вот ревнители, он заядло с ними спорил. А тут он как-то не по-Карлибахски с болью сказал: "Когда моё время придёт, я знаю, за что мне держать ответ, и буду держать ответ, и у меня есть, что ответить". И не стал петь и ушёл с горьким чувством.Собравшиеся стали расходиться, естественно, обсуждая его, и Йося рассказал Грину о том, что ему говорил отец. А Грин рассказал следующее.
Помимо музыки основным источником дохода для него были разные бизнесы. В последние лет 15 - 18 он остановился на продаже разного фармацевтического оборудования, но раньше пытался делать то одно, то другое. И вот какое-то приличное время он продавал всё что нужно домам для престарелых - полотенца, бумагу, салфетки и т.д. И вот он заметил, что некоторые дома для престарелых предпочитают покупать у его конкурентов даже когда у него цены лучше, чем у конкурентов. Грин - человек очень аналитического ума, решил докопаться до причины, провёл исследование и обнаружил, что всё дело в одном феноменальном комиссионере, которому конкуренты платят бешеные бабки, и который - просто феномен. Он так нравится покупателям, что они готовы у него полупать прошлогодний снег. Грин смирился с тем, что его не победить, и поднял цены, продавая своим всегдашним клиентам и не расширяя бизнес.
Прошло какое-то время, и Грин заметил, что когда он время от времени делает скидки, у него начинают покупать те, кто раньше покупали только у конкурентов. Опять провёл исследование и быяснил, что тот чудо-сбытовил исчез. Никто не знает куда и как. Тогда Грин нанял частного детектива, и через 3 недели тот доложил ему, что этот волшебник, раньше зарабатывавший сотни тысяч, если не больше, живёт сейчас на скамейке в Центральном парке натуральным бездомным. "Не может быть!" "А вот так!" "Приведи меня к нему!"
И Грин нашёл этого коммивояжёра, который в грязи и рванье ютился на скамейке в Центральном парке, вручил ему свою визитку и сказал: "Когда надумаешь вернуться в бизнес, приходи ко мне".
Через пару недель к Грину в кабинет зашла секретарша и сказала: вошёл какой-то вонючий тип в рванине, который требует с вами встретиться, и мы не можем его выставить. Звать полицию?
Грин вышел на него посмотреть и узнал комиссионера, который сказал ему: "Ну что, есть у тебя какие-либо потенциальные клиенты? Я тебе их всех забацаю". "Вот в таком виде?" "Да хоть в таком". "Ладно, вот тебе столько-то долларов, помойся, почистись, купи себе костюм, приходи завтра".
Назавтра Грин отменил все встречи и пошёл с феноменом смотреть, как тот работает. И это было действительно чудо, и он действительно подписал контракты с кучей клиентов. Через несколько недель Грин отважился спросить, что с ним произошло. И тот рассказал, что в один прекрасный день он пришёл домой и увидел, что из дома всё вынесено, и записка от жены, где говорится, что она его никогда не любила, и уходит к другому и забирает детей. И он обнаружил, что все их совместные счета очищены, и он остался у разбитого корыта. Вот так вот - работал по 24 часа, всё "в семью нёс", в любимую, и нате вам. Пошёл к раввину, что мол делать (он был, как я понимаю, умеренно религиозен), и всё, что раввин смог ему сказать, это - дай ей гет, что он и сделал. А после этого впал в конкретную депрессию, какое-то время перебивался в трущобах, мыл окна на машина за 25 центов, потом стал спать в Центральном парке, пока Грин не вернул ему надежду.
- Ты не боялся, - спросил Грин.
- Я? Это меня должны были бояться, ответил тот.
- А на шабос и йом-тов что ты делал?
- А на спичечном коробке, который кто-то мне дал покурить, оказалась реклама: "Если вам негде провести шабос или йом-тов, звоните по этому телефону!" Я позвонил, и автоответчил сказал: "Это раввин Шломо Карлебах. Если вам негде провести шабос или йом-тов, приходите ко мне домой по такому-то адресу, и даже если меня нет в стране, всё равно приходите". И на шабосы у него в квартире в Манхэттене тусовались сотни бездомных, сумасшедших и вообще жутких типов, и всем было с чем и как отпраздновать.
И вот после этой истории, - сказал Йоси, - моё отношение к Карлебаху изменилось.
(а моё - нет. Я его раньше исчадием не считал, и сейчас не считаю. И да, он ИМХО необыкновенный, великий человек, с которым мало кто сравнится в хеседе. Но некошерная его сторона не позволяет мне петь его песни)
