ykh

Что Ребе сказал Моше-Реувену Асману
Когда я решил уезжать из совка, моё еврейское самосознание несколько возбудилось. Я начал изучать иврит, еврейские песни, начал входить в еврейскую тусовку. Какие-то начатки иврита преподавала жена Саши Шейнина. Саша Шейнин стал религиозным и доблестно религиозил в коммунальной квартире, невзирая на трудности.
Среди известных в Ленинграде ребят, ставших религиозными, выделялся Моше-Реувен Асман. Он был очень искренним, заядлым парнем, рано женился - его жене, кажется, было 17 лет, и они съездили на Украину, где можно было жениться в 17 лет, в отличие от России, где самый младший возраст для женитьбы был 18.
Когда начали в 1988-м - 89-м массово выпускать, уехали и Саха Шейнин и Моше-Реувен. И вот Саша прислал письмо, которое другие, ожидавшие виз, причитали с интересом. Помимо прочего там была фотография. На фотографии спиной к зрителю слева стоял Ребе, справа - Лейбл Гронер, а посередине лицом к зрителю с закрытыми глазами, открытым ртом и ошалело-восторженным выражением стоял Моше-Реувен. Как оказалось, когда он подошёл к Ребе (я не знаю детаей, было ли это во время раздачи долларов или группа религиозных выходцев из совка была представлена Ребе), Ребе сказал ему по-русски то, что прозвучало в речи, леавдил, Молотова 22-го июня 1941-го года:
- Товарищ, не бойся! Наше дело правое! Победа будет за нами!
Кстати, это была первая фотография Ребе, которую я уводел в своей жизни.
Спустя пару лет я уже был религиозным, жил в Америке и пришёл в гости к своему давнему знакомому Грише Климовицкому, который тогда жил в Краун-Хайтсе. И в тот самый момент к нему зашёл Моше-Реувен. Он бегал по Нью-Йорку и пытался собирать пожертвования на свою миссию: он собирался в Киев, где должен был попытаться установить хабадское присутствие, открыть Хабад-хауз. До него несколько хабадников пытались, но у них ничего не получилось. В отличие от других украинских городов в Киеве почему-то у хабадников ничего не получалось.
Гриша мне потом сказал, что Моше-Реувен очень волнуется, получится ли у него, но, памятуя, что ему сказал Ребе, я заявил, что у него получится всё. И таки он закрепился в Киеве и стал там достаточно популярным главой общины, как выглядит по отзывам, таким народным раввином.
Но вот сейчас в данной конкретной обстановке слова Ребе Моше-Реувену звучат особенно остро. Моше-Реувен сейчас чуть ли не на передовой, помогает жителям Киева, причём не только евреям, дай Б-г ему здоровья и успеха, и если он в горячке происходлящей трагедии подзабыл эти слова Ребе, я надеюсь, кто-нибудь ему их напомнит.

Р-н Й.Й. Кацен

Мой отец, Аарон-Авигдор Кацен, учился в йешиве "Томхей-Тмимим" в 770 на Истерн-Парквее. Его брат, мой дядя, пришел к Ребе на аудиенцию от имени их отца - моего деда. Мой дядя спросил Ребе:
- Как там мой брат Аарон? Наш отец беспокоится о нем.
- Их бин цуфриден фун эм (я им доволен), - сказал Ребе, - обер их вейс ништ цу эр из цуфриден фун зих алейн (но доволен ли он собой - не знаю).

Kвинтэссенция души
С фарбренгена р. Гронера

Летом 5734-го (1974-го) года Ребе прекратил принимать учеников йешивы на частную аудиенцию. В субботу глаы "Берейшит" в начале следующего еврейского года он дал благословение всем, кто присутствовал на фарбренгене - хасидском застолье. Многие из тех, кто теперь не могли получить аудиенцию по поводу своего дня рождения, не могли справиться с разочарованием и писали Ребе с просьбой принять их, но получали ответ: "Я уверен, что вы поведете себя как теперь это делают другие хабадники: подготовитесь как полагается, и ваша аудиенция будет иметь мест во время фарбренгена".
Единиственные, кого Ребе принимал в то время в частном порядке, были гости из-за рубежа, женихи и невесты и мальчики перед бар-мицвой - тринадцатым днем рождения.
Да. Разочарование было очень сильным. Побыть с Ребе наедине две-три минуты, самое большее пять минут, получить совет, благословение - это очень много значило для ребят. Вы должны себе представить. За три месяца до аудиенции по ученику йешивы уже было видно: он готовиться к встрече с Ребе. И не зря. В аэропорту просвечивают рентгеном тело. Ребе просвечивает своим взглядом душу. Перед ним - вся твоя история с момента рождения, и никакие оправдания и выкрутасы тут не помогут. Более того, в более поздние годы ученик должен был вместе со своей запиской предоставить Ребе отчет о самом себе от своих учителей и наставников, от которых Ребе требовал абсолютной честности, никаких экивоков, никаких оправданий, никаких "суждений в лучшую сторону". Я помню, в те времена ты заходил в кабинет, и первое, что Ребе говорил: "У тебя есть письмо от руководства йешивы?" И ты отдавал ему это письмо, Ребе открывал его, читал, а ты не знал, что там написано, и это добавляло нервознозти. И все равно подъем духа ощущался необыкновенный.
Так что, когда все это прекратилось, разочарование было болезненным. Но потом, меньше чем через десять лет Ребе завел обычай раздавать вначале пятицентовики, а потомом - долларовые банкноты каждому, кто приходил к нему в воскресенье. он объяснял, что это - идея хеседа, доброты, щедрости. Но это была частная аудиенция в несколько секунд для каждого, кто приходил к нему. И это мог сделать любой. И количество открытых чудес, которые происходили при этом, не поддается исчислению. Люди получали советы, благословения, их души буквально воспаряли к небесам.
Люди думали, что формальные аудиенции прекратились потому что у Ребе не было времени, но на самом деле проблема была в нас.( Read more... )

То, чего мне совершенно не хватает, и почему я не могу быть бизнесменом.
Соломон и Бернард Перрин (отец и сын) были торговцами мехом в Лондоне и получили извещение от муниципалитета, что должны освободить помещение, потому что власти будут сносить квартал под большую развязку.
Они были большими спонсорами хабада и обратились к Ребе за советом. Они собирались снимать помещение на Ист-сайд, где цены на всё гораздо ниже, но Ребе сказал искать в лучшей части Лондона. Они стали искать на Вест-сайд, написали опять Ребе, но он сказал: "Найдите более хорошее место".
Наконец, они увидели предложение на Бонд-стрит - в самом престижном месте за цену в 8 раз выше, чем на Ист-сайд. Сообщили Ребе, и он ответил, что это то, что надо.
В результате их комиссионеры, коммивояжёры или кто там ещё начали сбывать товар там, где ранее никто и слышать о них не хотел. Услышав, что их адрес на Бонд-стрит, сразу хватались за товар.
Это похоже на Велвла Клеймана, а"h, который на рынке в Италии продавал вывезенное из СССР, его родственники попросили присмотреть за товаром - им надо был отойти - товаром, который никто не хотел брать. Пока их не было, подошли люди, Велвл назвал цену, они говорят - "троппо", мол, слишком дорого. А Велвл итальянского не знал, по контексту понял, что спрашивают, хорошее ли качество, и радостно закивал - троппо, троппо. те сразу и купили.

Кто что знает

На фарбренгене в честь 3 тамуза Яша Сидоров рассказал, а я перскажу, как запомнил.
Хабадники часто пытались соблазнить литовских раввинов посетить фарбренгены. Причём, чем почтенней раввин, тем лучше. И нередко литовские раввины таки приходили на фарбренгены.
И вот один литовский рав пришёл на фарбренген. Видит - толпы народа, ребе говорит, потом все поют, потом делают лехаим. Дальше он заметил, что для обеспечения бесперебойного лехаимства в стратегических точках 770 стоят "виночерпии" и разливают вино по стаканчикам. Ухватил рав стаканчик и направился к ближайшему виночерпию, и вдруг видит: странный этот виночерпий. Кипа на нём еле держится, видно, что не привык он её носить, одет, хоть и не разнузданно, но ортодоксы обычно так не одеваются. Лицо, опять же, не выглядит еврейским. И рав думает себе: "А вдруг это нерелигиозный человек?! Вино-то, может, и варёное, да кто его знает... А тут такие толпы - мало ли кто тут зашёл и подключился к разливу вина?! И вообще, еврей ли он?" И решил этот рав поискать кого-нибудь понадёжнее, чтобы "отдалиться от сомнения". Протолкался сквозь толпу, получил вино у стандарто-выглядевшего бородача в шляпе и пиджаке и повернулся к Ребе, подняв стаканчик.
А Ребе оглядывал хасидов - как известно, его пронзительный взгляд задерживался на человеке на долю секунды, глаза в глаза, никакой ошибки не было, что Ребе смотрит на тебя, - и получался такой мини-йехидус, и тот, на кого взглядывал Ребе, знал, что получил пожелание "Лехаим" от Ребе.
( Read more... )

Дом, полный книг
(как р. Далфин пересказал от имени Хаима Вернера)

В середине 50-х Хаим Вернер запарковал машину в Краун-Хайтсе. На всех сиденьях у него лежали книги. Идя к машине, он вдруг увидел, что в нее заглядывает ребе. Подойдя ближе, он увидел, что Ребе смотрит на книги. Казалось (Хаиму Вернеру), что он пытается определить, что это за книги. Хаим остановился поотдаль и ничего не сказал.
Позже у него был йехидус у Ребе перед свадьбой. Среди благословений, которыми Ребе осыпал ему, было "чтобы его дом был "баис моле сфорим" - дом, полный еврейских книг".
Тогда Хаим понял, зачем Ребе смотрел в машину.
(а я не понял)

Быстрая и медленная ходьба
Р-н Липа Бреннан

В 5736-м (1975-м) году в пятницу вечером в канун Шабат Шува - субботы между Рош-Ашана и Йом-Кипуром - мой друг пригласил меня на первую субботнюю трапезу к себе домой на Президент-стрит между авеню Бруклин и Нью-Йорк напротив дома Ребе. По окончании трапезы, около одиннадцати часов вечера, я направился к выходу и увидел, что Ребецин стоит на пороге своего дома. Я знал, что это Ребецин, потому что видел ее несколько раз, когда она приходил к своей сестре Хане, жене Рашага - рабби Шмарьяу Гурари. Хана Гурари жила на втором этаже 770. Вообще Ребецин вела учень уединенную жизнь и редко показывалась на людях.
Увидев меня, Ребецин помахала мне рукой, чтобы я подошел. Я пересек улицу и в сильном волнении поднялся по ступенькам на крыльцо. Ребецин сказала, что уже очень поздно, и ребе обычно в это время уже дома и делает Кидуш.
- Он уже закончил вечернюю молитвы? - спросила она.
- Да, - подтверсил я.
- Был ли там фарбренген - хасидское застолье - ил Ребе произнес маамар?
- Нет.
Ребецин попросила меня сходить в 770 и посмотреть, что там происходит, вернуться и сообщить ей. Я побежал в 770 и, завернув с авеню Бруклин на Истерн-парквей, где расположена синагога 770, увидел, что Ребе направляется домой. Я побежал назад к Ребецин. Она к тому времени отошла от своего дома и стояла на углу авеню Бруклин и Президент-стрит. Я сказал ей, что Ребе направляется домой, и хотел было возвращаться к себе в общежитие, но Ребецин позвала меня и сказала, что уже поздно, и не постою ли я с нейм пока не подойдет Ребе. я не знал, что сказать. Я очень не хотел, чтобы, встретившись с Ребецин, Ребе увидел меня по соседству. Ребецин заметила мои колебания и сказала, что нехорошо оставлять даму в одиночестве на перекрестке в таком городе как Нью-Йорк.
Выбора у меня не было, я пристроился на некотором расстоянии от Ребецин в кустах, которые росли вокруг дома на углу. Сейчас этих кустов уже нет, а на их месте стоит железная ограда. Когда подошел Ребе, я забился в кусты еще дальше, чтобы оказаться подальше от Ребе и Ребецин.
Дойдя до угла, Ребе увидел Ребецин и развел руками, как бы говоря: "Что ты тут делаешь?" Ребецин что-то сказала ему, но я не слышал их разговор. Они вместе направились домой. На некотором расстоянии их сопровождали двое учеников йешивы - когда Ребе шел домой в субботу или в праздники, двое или трое парней следовали за ним в знак уважения, чтобы Ребе не шел в одиночку, а по утрам в эти дни ребята ждали Ребе у его дома, чтобы проводить его в 770. Я присоединился к этим парням.
Ребе шел справа, а Ребецин - слева. Ребе всегда ходил очень быстро, а Ребецин - медленно. И вскоре Ребе, взглянув налево, обнаружил, что Ребецин отстала, остановился и подождал ее. Она медленно подошла, и они снова пошли вместе, но оппять Ребе пошел быстрее и опять остановился, поджидая ее. На коротком пути до дома это повторилось три раза.
Дойдя до ступенек, ведущих на крыльцо, Ребе повернулся ко мне и сказал: "А данк ун а гут Шабос" ("Спасибо и доброй субботы").
Они поднялись по ступенькам, Ребе открыл дверь и придержал ее для Ребецин. Они вошли внутрь и Ребе опустил задвижку окна в прихожей. это был знак для нас, что мы можем уходить.

Рассказывает Реувен Дунин
В полночь я стоял около 770, ожидая, когда Ребе выйдет из кабинета и пойдёт домой. Вдруг целый рой полицейских машин перекрыл улицу и все входы в 770. Подкатили несколько круто выглядящих машин, из которых выскочили выглядевшие важными шишками люди и скрылись в кабинете Ребе. Снаружи выставили охрану в форме. Через полчаса важные шишки выскочили назад и вся команда уехала.
Ребе когда-то обещал мне, что я могу обращатся к нему когда захочу по любому поводу. И я зашёл в его кабинет и спросил, что это было такое.
- Это представители комисси по атомной энергии, - сказал Ребе. - У них был вопрос, который они не могли решить, поэтому они приехали.
- И Ребе им помог? - спросил я потрясённо.
- да, - сказал Ребе.
- Но зачем? После атомной бомбы... Зачем рисковать ещё одним атомным грибом?!
Ребе терпеливо объяснил:
- Во-первых, они разрабатывают индустриальные реакторы, которые используются в мирных целях. Во-вотрых, США - страна, которая сделала очень много добра евреям, и я обязан им помочь в ответ. И в-третьих, чтобы они знали Кто тут главный.
[Ребе, ясное дело, имел в виду, что Всевышниой, но мне кажется, Дунин, пересказывая, имел в виду от себя, что Ребе - босс. Не то, что Ребе имел это в виду, а что получается так, что Ребе - босс]

Рассказывает замечательный хасид Реувен Дунин.
Примерно через пол-года после того, как я женился, и мы с женой строили "биньян адей ад" - "вечное здание (брака)" - мы вместе приехали к Ребе. Я дал ему в подарок ключ от дома, который он тут же убрал к себе в ящик стола со словами: "Я владелец!"
Вернувшись домой, мы отправили Ребе документы, в которых подтверждалось наше право владения. Он вернул их со словами: "Владение определяется не документами, а поведением, которое должно быть в соответствии с желаниями владельца". И он объяснил, что, согласно нашим мудрецам, это значит "Хорош для Небес, хорош для людей". Другими словами, мир в семье - сосуд, содержащий благословение Всевышнего на физическое и духовное.

Рав Шмуэль Вознер пришёл на йехидус к Ребе. Они обсуждали множество вопросов, а под конец рав Вознер спросил:
- В чём, в точности, заключается работа рава и лидера?
Ребе, улыбаясь, ответил:
- Укоренить в людях идею, что есть Некто, управляющий этим миром.