ykh

Обычно по утрам я открываю синагогу, молюсь и ухожу на работу раньше, чем собирается миньян. разве что кто-нибудь из Харитоновых сидит к этому времени в микве. В эту пятницу быстрее обычного мимо моей пухлой, завёрнутой в талис фигуры пронёсся Йося Харитонов с покрасневшим лицом, схватил свои тфилин и, повернув к выходу, затормозил и нервно сказал: "Я сварил яйца, но сделать яичный салат уже не успеваю, пожалуйста проследи, чтобы в шабос состоялся кидуш".
как это принято у завёрнутых в талис и завязанных в тфилин богомольцев, не желающих разговаривать во время молитвы, я выразительно замычал и замахал руками, изображая вопрос, чем отличается этот шабос от всех других, что во все шабосы года кто-либо из Харитоновых готовит яичный салат и остальные составляющие кидуша, и если Йося собирается оставаться на субботу со своей матерью в больница, почему Шолом-Бер или сам раввин не приготовит всё необходимое.
"Кидуш должен быть леилуй нишмас (за вознесение души)" - сказал Йося, не называя за кого, но тут я с ужасом осознал, что он имеет в виду: его мать, реббецин Шейна, вернула этой ночью свою душу Создателю на 58-м году жизни, и Харитоновы сейчас будут перевозить её тело в Нью-Йорк, чтобы похоронить на Хабадском участке кладбища Монтефиоре.
В 3 часа утра в воскресенье пятеро мужиков в шляпах, включая меня, погрузились в мини-вэн и отправились в Краун-Хайтс утешать скорбящих. Для всех нас уход реббецин оказался чудовищной неожиданностью. Харитоновы не особо распространялись о том, насколько тяжело её состояние. Мы знали, что четыре года назад у неё в мозгу появилась опухоль и стала расти со страшной быстротой, что её прооперировали и с тех пор врачи бомбардировали её огромными порциями химиотерапии, мы видели, что когда-то высокая полная женщина превратилась в щепку, не могла ходить без посторонней помощи, с трудом говорила и если не совсем спала, то и не совсем бодрствовала. О таком типе опухоли мы слышали, что пациенты не живут больше года, но мы так твёрдо уверовали в чудо, тем более, что жила она гораздо больше этого срока, и болезнь вроде бы не возвращалась, что вопрос о её поправке казался лишь вопросом времени. А затем она упала и сломала ногу, опять лежала в лечебнице, потом в реабилитационном центре, потом вернулась домой, а потом её опять увезли в лечебницу. И всё же мы думали, что это просто очень досадная неприятность на радостной дороге к выздоровлению.
Но молчание Харитоновых можно понять. В Талмуде говорится о том, что не следует торопиться рассказывать дурные новости. Один почтенный рав заболел, и Академия направила к нему посланника проведать о его здоровье. Когда посланник прибыл, оказалось, что почтенный рав уже вернул душу Создателю. Посланник надорвал халат, как этого требуют законы траура, однако перед возвращением надел его задом наперёд. Когда он вошёл в Академию, мудрецы тут же обратились к нему: "Ну, как он? как он себя чувствует?" "Не скажу!" - ответил посланник, приведя присутствующих в полное недомумение. И только когда он повернулся, чтобы выйти, они увидели надорванный лоскут, свисающий с его халата, и поняли, что случилось.
Когда я только приехал в Буффало, кто-то сказал мне, что реббецин Шейна очень остра на язык. Так оно и было. Тем не менее, к окружающим она относилась с материнской заботой. Помню, как-то раз организовали тут концерт Пьяменты. В нашем занудном Буффало мало кто пришёл, и Йоси Пьямента сотоварищи выступал перед пустым на две трети залом. Наша компания тем не менее, веселилась вовсю и танцевала в приходах между стульями. После концерта Пьямента и его команда загрузились в машину, чтобы вдарить по газам на пути назад в Нью-Йорк, но в последний момент он вылез и автомобиля и подошёл к публике, кучковавшейся у концертного зала. Стоявшая рядом реббецин не преминула сказать: "Йося, тут холодно. Не выпендривайся и завяжи шарф. И не вздумай гнать как сумасшедший по дороге домой". К моему изумлению Йоси, по которому сразу видно, что он за фрукт (читай разгильдяй), послушно завязал шарфик.
Прежде чем рассказать историю, показывающую, как разговаривала реббецин Шейна, хотелось бы привести в качестве вступления и в чём-то объяснения известную историю из серии миснагедов и хасидов.
Один миснагед решил проверить, действительно ли хасиды такие обормоты, как о них говорят, и направился в Коцк. Попал он туда накануне Йом-Кипура, ничем особым не впечатлился и хотел уже ехать назад, но опасаясь оказаться в святой день в дороге, остался до исхода праздника. Опять-таки, молитвы хасидов в Йом-Кипур не отличались на его взгляд никакой возвышенностью или святостью, а после молитвы они болтали о всякой ерунде. После мусафа о присел отдохнуть, когда рядом с ним двое хасидов вдруг заговорили вот таким образом:
- Эх, жрать чего-то хочется. ("Вот ведь огрубелые какие, болтают о жратве в Йом-Кипур вместо тшувы", - подумал миснагед)
- А и делов-то - бери печенье, сделай кидуш, праздник всё ж таки, и вперёд. ("Вот идиотские шуточки", - подумал миснагед).
И вот эти собеседники притаскивают бутылку вина, вынимают стакан, наливают, и один из них берёт полный стакан в руку и готовится произнести благословление, хотя не очень понятно, какое конкретно благословление произносить на такой праздник как Йом-Кипур.
Тут ошалевший от увиденного миснагед не выдержал и пискнул:
- Вы что, совсем с ума сошли? это ж Йом Кипур!
- Ну да, Йом-Кипур, а тебе-то что?
- Но это же нельзя?
- С чего это нельзя?
- Так ведь в законе, в Шулхан-Орухе чёрным по белому написано, - окрепшим голосом и уже на повышенных тонах произнёс миснагед.
- Ну и что что в Шулхан-Орухе?
- Вам что это, не важно? Это ведь ясно и в Талмуде, да что там, в Мишне говорится!
- Ну и что нам, да и тебе, собственно, с Талмуда с Мишной?
- Как что , да пост в Йом-Кипур в Торе открытым текстом дан!
- Ну что тебе с того, что в Торе открытым текстом даётся?
- Да вы что, совсем с ума сошли? Ведь это же сам Б-г сказал!
- Аааа, ну наконец-то до тебя дошло, - сказал хасид и перелил вино назад в бутылку.
Ну так вот. До того, как я женился, я работал у р.Канельского в Элизабете. Однако идея быть шалияхом в услужении другого шалияха мою тогда ещё невесту не привлекала, да и я сам не был так уж уверен, что это занятие для меня, поэтому я начал искать работу программистом или в Нью-Джерси или в Буффало. Стремившийся расширить общину р.Гурари надавил на Исроэля Шапиро, работавшего в уже не существующей Миди-Америке, и тот, по провидению Свыше поставленный ответственным за найм нового работника, взял меня на работу. работать я начал за месяц до свадьбы и до того момента, как начинался срок нашего съёма квартиры. Соответственно, жить мне позволили в это время на втором этаже в синагоге. Питался я в основном тем, что оставалось после киддуша в субботу, и это было прекрасным временем, ибо я чудесно похудел. На свадьбе, кстати, падающие с меня штаны представляли интересную проблему.
Во всяком случае, стоял я как-то на кухне синагоги и ел макаронный салат, когда вошла реббецин Шейна.
- Не следует есть стоя, - заявила она.
- С чего бы это? - спросил я несколько ошарашенный и даже раздражённый.
- Потрому что так Б-г сказал! - провозгласила реббецин. Вот так вот. Прямо в цель, как в Коцке.
Поскорей бы Мошиах уж что-ли пришёл, и тхияс hамейсим произвёл.